Через час Сорви-голова был заперт в каземате позади бастиона Мачты.

Один, в темной конуре, с часовыми для охраны. Полная темнота, сырость, тяжелый, спертый воздух, непрестанный гром пушек вокруг – жизнь бедного Сорви-головы была не веселая.

Каждый день массивная дверь каземата с шумом отворяется. Добрый майор приходит посидеть с пленником часок. Это новое выражение симпатии Остен-Сакена, дозволившего эти свидания по просьбе майора. Русский офицер и французский сержант болтают, как старые друзья. Майору сорок лет. Это – гигант, с красивыми чертами лица, с огненным взглядом и звучным голосом. Он прекрасно говорит по-французски, и, слушая его, Сорви-голова часто думает:

– Мне знаком этот голос! Что-то странное есть в нем, особенное, что волнует меня! Этот голос похож на голос моего отца!

Офицер рассказывает ему новости, говорит о Франции, которой не знает, но которую любит.

Сорви-голова описывает ему военную жизнь в Африке, борьбу с арабами, засады и разные приключения своей разнообразной жизни.

Эти беседы продолжаются около десяти дней.

Их прерывает только бомбардировка.

Ночью с 17 на 18 июня все орудия союзной армии гремят безостановочно. Снаряды пушек, мортир обрушиваются на осажденный город. Целый вихрь пуль, гранат, ураган огня, пожирающий доки, склады, дома. Сомнения нет, это – атака. И Сорви-головы там нет! Какой ужас!

Успех битвы и победа 7 июня, очевидно, вскружила все французские головы, даже голову Пелиссье, человека положительного и серьезного. Он торопится пожать плоды победы. Взяли один бастион, почему же не взять и Малахов курган?

Вперед!

Главнокомандующий торопится, потому что имеет на это причины. С некоторых пор у него возникли серьезные разногласия с императором. Он суров, даже груб со своими подчиненными генералами, и те успели наговорить на него императору. Они критикуют его действия, порицают его характер, подрывают его авторитет.

Хитрый и ловкий, под своей суровой оболочкой, Пелиссье хочет одним верным ударом вернуть себе милость императора и смутить врагов. Зная суеверие императора, Пелиссье назначает атаку на 18 июня, день битвы при Ватерлоо, желая своим успехом изгладить всякое воспоминание о роковом дне и добавить блестящую страницу в истории Франции.

Кроме того, командир императорской гвардии, генерал Рено де С-Жан-д'Анжели, – личный друг императора. Пелиссье дает ему главную роль в атаке, он будет командовать вторым корпусом зуавов – армией Боске. Все это очень легко сделать такому человеку, как Пелиссье, который не боится ничего.

Боске получает 16 июня в два часа пополудни приказ передать командование своим полком генералу Рено де С-Жан-д'Анжели и присоединиться к резервному корпусу. Нелепый расчет! Жалкая идея!

Новый командир д'Анжели, самый обыкновенный солдат, совсем не знает местности, не знает войска. Солдаты также не знают его. Тогда как Боске, любимец солдат, отлично изучил топографию местности и знает всех своих людей наперечет. Его орлиный взгляд, горячее слово, могучий жест, геройская осанка и легендарная храбрость делают его живым олицетворением своего полка. Одним словом, жестом он умеет воодушевить дивизии, бригады, полки, батальоны и роты!

Нет ничего удивительного, что его грубое и несправедливое замещение встречено с гневом и удивлением.

Соленый Клюв с новой трубой на спине и с рукой на перевязи, резюмирует общую мысль:

– Боске! У нас один Боске! Когда крикнешь: «Да здравствует Боске!» – это идет из сердца, из уст. звучно, красиво! Попробуйте закричать: «Да здравствует Рено де С-Жан-д'Анжели!» Я вас поздравляю! Перед фронтом полка очень будет красиво! Тарабарщина, и не выговоришь!

Битва продолжается целые часы. Сорви-голова с тяжелым чувством прислушивается к шуму ожесточенной битвы.

Мысль о решительной победе французов заставляет биться его сердце, он надеется на освобождение. Н о когда он вспоминает, что там дерутся без него, что он не может сдержать обещание, хотя находится недалеко от своих, – им овладевает отчаяние.

Сорви-голова бегает, как лев в клетке. Голова его горит, в ушах шумит, горло пересохло. У него вырываются крики гнева и ярости.

Это продолжается пять часов, пять часов тоски и гнева! Ежеминутно Сорви-голова прислушивается, надеясь услышать победный крик французов…

Мало-помалу шум битвы стихает. В городе, на бастионах, на батареях слышны радостные восклицания на незнакомом языке.

Колокола громко звонят. Русские, видимо, торжествуют. Значит, французы разбиты?

– Несчастье! Эти мужики торжествуют… победили наших стрелков, линейцев, зуавов! Несчастье: русские гонят нас – и с таким генералом, как Боске! – восклицает Сорви-голова и мечется в своей мрачной клетке.

Ему неизвестна обида, нанесенная Боске, его замещение.

Попытка Пелиссье захватить Малахов курган оказалась преждевременной и закончилась полной неудачей. Битва началась при неблагоприятных условиях. Дивизии слишком рано открыли огонь. Плохо переданное приказание задержало прибытие бригады. Беспорядок, нерешительность, колебание! Вместо того чтобы бросится на приступ массой и ошеломить русских, полки тянутся поодиночке – по приказанию нового начальника, который медлит и не умеет воодушевить людей.

Русские успевают ввести резерв и защитить бастион. В восемь часов утра французская армия нaсчитывает двух убитых и четырех раненых генералов и три тысячи пятьсот человек, выбывших из строя… Русские потеряли пять тысяч пятьсот человек.

Пелиссье понимает, что новые жертвы не приведут ни к чему, и приказывает отступить.

Через два дня Пелиессье отослал назад генерала д'Анжели и снова поручил Боске командование вторым полком зуавов.

ГЛАВА V

Дама в черном в лазарете.-Она оживает. – Бред. – Букет цветов.-Тотлебен тяжело ранен.-Удивительные работы русских. – Мост. – Письмо. – Удар молнии. – Тайна. – Форт Вобан. – Рождественская роза.

Против всякого вероятия дама в черном не умерла от своей раны. Благодаря искусству доктора Фельца и самоотверженности Розы она поправляется.

Днем и ночью, забывая усталость, сон, лишения, Роза следит за каждым жестом, словом, движением раненой, исполняет ее малейшие желаний, предупреждает ее нужды, успокаивает одним словом ее гнев, возбуждение. Это ангел-хранитель больной! Сначала доктор хотел перевезти княгиню в константинопольский госпиталь, но она упорно отказывалась, потому что ее терзала одна мысль о разлуке с Розой, к которой она глубоко привязалась.

– Роза, дорогое дитя! Я предпочитаю умереть здесь, подле вас, чем выздороветь там, вдали… – говорила княгиня.

– Сударыня, не говорите о смерти, – отвечала Роза со слезами на глазах, – мне тяжело это слышать… вы поправитесь… я уверена в этом!

– Дорогое дитя! Как вы добры! Вы заботитесь обо мне, как о матери!

– Я так люблю вас, как будто вы – моя мать… другая мама Буффарик!

– А я, Роза… мне кажется, что вы – моя дочь Ольга, которую я потеряла…

– Она умерла?

– Нет, она не умерла. Пожалуй, лучше было бы, если бы умерла. Я не могу вспоминать без ужаса. Подумайте… ее украли цыгане, отвратительные люди… отребье человечества.

– Боже мой! Это ужасно!

– Что с ней сталось? Я оплакиваю ее восемнадцать лет! Я разучилась смеяться… Сердце мое разбито. Ах, Роза, я очень несчастна! На что нужны мне богатство, почет, слава, когда я живу без радости, без надежды…

Кротко и деликатно Роза прерывала эти мучительные для больной разговоры, старалась развеять ее, находила тысячи пустяков и нежностей, чтобы утешить страдающую мать. Ее нежный, ласковый голос казался больной чудной музыкой.

Дама в черном еще в начале болезни была помещена в маленькую комнату, где стояли железная кровать, стол и табурет, на который присаживалась Роза, измученная усталостью.

Над кроватью был привешен большой котелок со свежей водой, снабженный каучуковой трубкой, из которой струилась вода.