Слышится легкий свист, и незнакомец останавливается перед часовней, где его ждут.
Я не напрасно потеряю время, – говорит про себя Сорви-голова, – узнаю что-нибудь интересное!
Начинается быстрый разговор по-французски.
Зуав прячется за кипарисы, закрывается их ветвями и слушает.
Он узнает голос женщины, звонкий, металлического тембра, и вздрагивает.
– Дама в черном! – бормочет он. Ее слова явственно доносятся до него, и Жан холодеет от ярости.
– Да, мой милый, ваши сведения превосходны… – говорит княгиня, – они были очень полезны для нас… К несчастью, бумага осталась в кармане убитого графа Соинова!
Незнакомец глухо вскрикивает.
– Но тогда… это будет официально доказано… и я рискую, что меня расстреляют!
– Ну, полно, ободритесь… никто и не подозревает вас, никакой опасности! Продолжайте работать ради спасения святой Руси…
– Что же вам угодно еще?
– Прежде всего вознаградить вас за ваши услуги… вот золото… прекрасное французское золото! Тут двести луидоров… маленькое состояние.
Звон золота доказал зуаву, что деньги перешли в руки изменника.
– Негодяй! – шепчет Сорви-голова, сжимая кулаки.
– Вы спрашиваете, что мне угодно? Слушайте! Я хочу, чтобы вы отдали мне связанным по рукам и ногам этого демона, который стоит один всех ваших полков! Я хочу завладеть этим разбойником – Сорви-головой!
Зуаву очень хочется прыгнуть к ним и крикнуть, что он здесь, но он сдерживается изо всех сил, остается неподвижным, заинтригованный разговором, желая знать, что будет дальше.
– То, чего вы требуете, – невозможно! – отвечает незнакомец.
– Даже если я заплачу очень дорого?
– Не все можно купить золотом!
– Я хочу этого, хотя бы мне пришлось истратить миллион!
Сорви-голова, единственный зритель драмы, разыгравшейся на кладбище, слушает.
– Мне знаком этот мужской голос, – шепчет он, – где я его слышал?
– Ненависть может совершить даже невозможное, – продолжает негодяй,
– надо попытаться!
– Вы ненавидите его?
– Да, всей душой, и месть, которую я готовлю ему, будет для Сорви-головы хуже смерти… слышите, сударыня, хуже смерти!
– Например?
– Бесчестие… разжалование… стыд и потом казнь, заслуженная изменником!
– Отлично! Когда вы рассчитываете выполнить этот план?
– Я уже начал… посеял клевету, она растет быстро, как дурная трава… и буду продолжать в том же духе!
– Я не понимаю!
– Будьте добры войти в часовню… я покажу вам… мою находку!
Зуав слышит, что дверь часовни заперлась за ними.
– Откуда появилась эта проклятая дама? – раздумывает он. – Словно призрак из могилы! Нужно все это выяснить. Не останутся же они целый век в часовне. Подождем!
Зуав продолжает лежать под кипарисами и ждет. Никого! Ни малейшего шума, ни луча света в часовне, которая холодна и безмолвна, как окружающие ее могилы.
Время проходит, и Сорви-голова начинает тревожиться, но не решается покинуть свой пост и ждет, не спуская глаз с двери.
Тишина и молчание! Медленно тянутся бесконечные мучительные для зуава часы ожидания.
Наконец брезжит заря, а часовня по-прежнему заперта и молчалива.
– Гром и молния! – кричит Сорви-голова, охваченный гневом, оглядывается, замечает обломок креста на могиле, хватает его, сует в скважину двери и слегка нажимает. Дверь отворяется. Сорви-голова бросается в часовню. Она пуста. У него вырывается крик гнева и удивления.
– Черт возьми! Я одурачен!
Четыре метра в длину и ширину, выложенный мозаикой пол, два стула, алтарь со святыми иконами – вот весь небогатый инвентарь часовни.
– Тут и крысе негде спрятаться, – бормочет Сорви-голова, – но я сам видел двух людей, вошедших сюда! Стены крепки, другого выхода нет, и никого! Ну, исследуем все не торопясь и приготовимся к сюрпризам!
Он выходит из часовни, находит свой мешок, достает оттуда лепешки, кусок свиного сала, щепотку соли и поедает все это с жадностью волка.
Запив свой завтрак хорошей порцией крымского вина, он бодро кричит:
– За работу теперь!
Он стучит прикладом карабина по всем стенам и по мозаичному полу. Всюду полный звук, исключающий всякую мысль о потайном входе.
– Теперь алтарь! Тут что-то новое… увидим! – Алтарь – деревянный, с тяжелыми дубовыми панелями, разрисованными под мрамор. Нигде ни малейшего украшении только на верхней части его большой позолоченный крест. Сорви-голова наклоняется, внимательно разглядывает крест, ощупывает его, стучит кулаком по его подножью.
– Я чувствую тут тайну, – бормочет он, – я уверен в этом!
Зуав сильно нажимает большие гвозди у креста. Второй гвоздь подается, углубляется, «крак!» – стена медленно опускается вниз. Под ней, в глубине, видны ступеньки лестницы.
Сорви-голова потирает руки от радости и выделывает отчаянные прыжки.
– Конечно! Я узнал все фокусы! Ловко! Славно!
Он роется в мешке, вытаскивает спички и свечку, зажигает ее и задумывается.
– Я нашел вход… но как же закрыть его?
Оказывается, что это дело не трудное. Под алтарем находится другой такой же крест с такими же гвоздями.
Сорви-голова нажимает их, и стена закрывается. Снова открыв вход, он идет по лестнице, держа в одной руке ружье, а в другой свечу, проходит восемнадцать ступеней и спускался в сводчатый коридор, ведущий в город. Несомненно, что русские проходят здесь, готовясь к ночной атаке.
Зуав проходит еще около двухсот метров и замечает, что коридор суживается до такой степени, что едва дает возможность пройти человеку плотного сложения.
Сорви-голова бесстрашно продвигается дальше по узкому лазу, где едва помещаются его атлетические плечи, помогает себе пальцами, ногами и, наконец, видит перед собой обширную залу, уставленную иконами с горящими перед ними лампадами.
Около двухсот пятидесяти ружей симметрично стоят у стены, тут же мортира и разное оружие. Над своей головой зуав слышит глухие удары, от которых трясется земля, и звенят клинки оружия.
– Я нахожусь под укреплениями, – шепчет Сорви-голова, – да, под бастионом. Это – пушечные выстрелы! Он осматривает комнату и видит герметически закрытую дверь, утыканную гвоздями. Пора уходить! Вдруг он замечает большой деревянный сундук, из любопытства поднимает его крышку и вскрикивает.
Перед ним лежит полная солдатская форма зуава второго полка. Тут и куртка, и феска, голубой пояс, широкие шальвары, белые гетры, башмаки – все, даже оружие: карабин, пороховница, сабля-штык.
Но что всего удивительнее – на левой стороне куртки висит на красной ленте крест Почетного Легиона.
– Можно с ума сойти! – вскрикивает Сорви-голова. Что мне делать? Надо уходить, пора! Я вернусь… я предупрежден!
Он быстро складывает все на место, в сундук, как вдруг что-то со звоном падает на пол.
Зуав поднимает «крапод», кожаный кошель, который зуавы носят на груди, наполненный золотом, громко смеется и спокойно перекладывает деньги в свой карман.
– Военная добыча! – смеется Сорви-голова. – Взято у неприятеля! Отлично! Адский патруль славно выпьет сегодня… все до последнего сантима! Теперь домой!
ГЛАВА V
Бухта Камышовая. – Патруль гуляет. – Русское золото. – Шпионы. – Пир. – Тяжелая действительность. – Клевета. – Неосторожные слова. – Сержант Дюрэ. – Оскорбление. – Позорное обвинение.
Бухта Камышовая очень просторна, защищена от ветра и служит отличной гаванью для французского флота в продолжение всей Крымской войны. К северо-западу от бухты расположился импровизированный военный город: набережные, сараи, бараки, продуктовые лавки, магазины платья, артиллерийский парк, походные лазареты, даже корпус пожарных, организованный для тушения пожаров.
В глубине бухты преобладает гражданское население, всюду ютятся торговцы, слетевшиеся сюда со всех сторон. Греки, левантийцы, англичане, французы, итальянцы, татары по-братски делят добычу, грабят солдат, продают все что угодно, назначая на товары бешеные цены. Тут видны палатки, земляные мазанки, бараки, лавочки; все это пестрое население толпится на пыльных и грязных улицах. Телеги, коляски, кареты, арбы, возы, запряженные лошадьми, мулами, верблюдами, волами, движутся непрестанно по улицам, подвозя оружие, товары, провизию. Слышны крики, брань, проклятия на всех языках. Везде выставка товаров: на бочках, на камнях, на досках. Плоды, овощи, птица, консервы, окорока, рыба свежая и сушеная… И целый ряд лавок – булочные, мясные, колбасные! Огромная толпа, продающая разные напитки… Кафе-концерт с рестораном, казино, где развлекаются солдаты, отдыхая после битвы. И все эти торговцы, пришлые люди, обделывают свои дела, получая за свои товар золотом. Что делать! Никто не уверен в завтрашнем дне, пули и ядра не щадят. Каждый торопится опустошить свой карман, получить хотя бы иллюзию удовольствия, прежде чем умереть. Таким образом, самое бесстыдное обирание сделалось здесь чем-то дозволенным и обычным, и обобранные не особенно огорчались этим.